Из нескольких дюжин авторских траурных месс (наверное, легче назвать скорее тех композиторов, кто никогда не обращался к этому жанру) Реквием Джузеппе Верди уступает в популярности разве что моцартовскому. А в нынешнем месяце и вовсе бьет рекорды по числу исполнений, приуроченных к 145-летию со времени премьеры. За этот май сочинение Верди прозвучало десятки раз — в соборах, небольших культурных центрах и знаменитых залах: Карнеги-холле и Берлинской филармонии, БЗК и Альберт-холле… Мне же посчастливилось 17-го числа услышать Реквием на одной из лучших сцен Ирландии — в дублинском Национальном концертном зале — в исполнении его высококлассных коллективов-резидентов: Симфонического оркестра RTÉ и филармонического хора RTÉ под управлением приглашенного итальянского дирижера Микеле Мариотти.
К идее написания своей Messa da Requiem Верди пришел не сразу, и ее появление было связано с целым рядом трагических потерь — на рубеже 1860-70-х годов один за другим ушли отец композитора, друг и соратник — либреттист Франческо Пьяве, гениальный соотечественник Джоаккино Россини… После его смерти Верди предложил двенадцати итальянским коллегам-композиторам совместно написать «Мессу по Россини», однако несмотря на то, что вся работа была проделана в срок, исполнение оказалось сорвано, и эта музыка целиком прозвучала лишь спустя сто лет. Однако последняя часть, написанная Верди «Libera me», не пропала впустую… 22 мая 1873-го умер видный итальянский писатель и гражданин Алессандро Мандзони, перед которым Джузеппе восторженно преклонялся. Эта кончина стала для него личным потрясением, именно она сподвигла композитора переработать финал несостоявшейся коллективной мессы и создать собственный Реквием, исполненный под управлением самого автора в годовщину смерти Мандзони в миланской церкви Святого Марка.
И он ожидаемо получился очень личным, надрывным и земным, полным не привычной духовной отстраненности, а острых человеческих переживаний… «Двадцать седьмая опера» — так часто называют этот Реквием, указывая на явную схожесть с «Аидой», «оперой в церковных рясах» окрестил его Ганс фон Бюлов, что в принципе вполне справедливо — собственно, он не писался для богослужебных целей, да и сам Верди все-таки редко обращался к церковной музыке, оставаясь светским оперным композитором. Неудивительно, что театральные прочтения Реквиема (и даже спектакли на его основе) встречаются повсеместно в мире, а баланс театрального и сакрального в каждом конкретном исполнении этого двойственного по своей жанровой природе сочинения всегда является насущным вопросом.
Во время дублинского концерта 17-го мая театральность Реквиема выражалась, пожалуй, в предельной поляризации динамики, трактовка маэстро Мариотти была построена на контрастах — тишайшее пианиссимо в «Requiem aeternam», вызывающее ассоциации с «глазом бури», сменялось оглушающим, взрывающимся громом «Dies irae», где трубы Страшного суда вещали с небес (то есть с балкона) об ужасе неотвратимой смерти. И в то же время данная контрастность не становилась навязчивой идеей и самоцелью, поражая в первую очередь не децибелами, а внутренней энергией и живописностью звучания.
При подобных вводных от солистов требуются не только по-оперному красивые и яркие голоса, но также умение разглядеть за всеми красивостями суть. И эти чаяния полностью оправдал великолепный международный квартет — американское сопрано Анджела Мид, меццо из Албании Энкелейда Шкоза, тенор-итальянец Антонио Поли и русский бас Евгений Ставинский. Заведомого хэдлайнера тут не было, но каждый стал драгоценным украшением ансамбля (комплименты также организаторам концерта, сумевшим собрать такую команду).
Анджела Мид, успешно дебютировавшая в «Met» десять лет назад и с тех пор завоевавшая репутацию одной из самых выдающихся певиц своего поколения, поразила сочетанием звучного, плотного голоса — настоящего лирико-драматического сопрано без всяких скидок! — со способностью к ювелирной мелкой технике. Финальное сопрановое соло «Libera me», которое, как ни крути, сильно влияет на общее впечатление от Реквиема, стало триумфом певицы. А в светлом спокойном дуэте «Recordare» ее голос идеально сливался с насыщенным, выразительным меццо Шкозы. Звонкоголосый Антонио Поли блеснул в «Ingemisco», показав и полетный золотистый тембр с драматическими красками, и замечательную культуру пения. Естественно, завоевал сердца слушателей Евгений Ставинский, чей голос казался идеально созданным для этой музыки — настолько точным было проникновение в стиль позднего Верди: знаменитые басовые фрагменты «Mors stupebit» и «Confutatis maledictus» прозвучали мощно, эффектно, но не громоздко, а с трагическим величием и глубокой осмысленностью.
Притом все четверо показали себя как чуткие ансамблисты, так что проникновенный квартет «Lacrimosa» — одна из прекраснейших мелодий у Верди (и напоминание о его «Доне Карлосе») — стал истинной жемчужиной данного Реквиема.
Что также отличало исполнение, так это качество хора (гигантского, на 140 человек) — поразительно, как подобная толпа могла выдавать наряду с апокалиптическими громовыми вихрями и драматичный шепот, и неотмирное, едва уловимое пианиссимо. Немного смущала дикция, зато фуга «Sanctus» (настоящая проверка на координацию!) порадовала просто математической точностью, а особенно впечатляли акапельные места — в довольно прозрачной акустике относительно небольшого зала NCH они будто претворяли оперный по сути Реквием в сочинение духовное. Это ощущение усилил финал выступления: за последними репликами сопрано в эпилоге перед оглушительной овацией последовали тридцать секунд (что много, почти вечность) такой же оглушительной тишины. Однако, несмотря на молитвенность момента, если подводить итог, то в данной интерпретации чаша весов все же склонилась в сторону театрально-гуманистического, чем религиозного: этот Реквием не столько прощание с ушедшими, сколько утешение для оставшихся, история не о смерти, а о жизни и воле. «Дух повержен, но не сломлен».
Публикации об искусстве и музыке
