Дихотомия добра и зла, герои-антиподы, категоричный монохром — таков легендарный и грандиозный спектакль «О Моцарт! Моцарт…» Евгения Колобова и Владимира Васильева, что на днях вновь вернулся на сцену Новой оперы после многолетней паузы. В данном пространстве, безусловно, гений и злодейство несовместны, что и говорить.
Да только сама трагедия «Моцарт и Сальери» Пушкина опровергает выведенную в ней же знаменитую формулу. Вот вам гений — «наше всё» Александр Сергеевич, но вот и злодейство, ну или, так скажем, неразрешимая моральная проблема. Которая состоит в том, что Сальери Моцарта не травил. И даже ему не завидовал — скорее уж это чувство владело Вольфгангом, судя по его письмам отцу. А ко всему прочему придворный капельмейстер как назло был хорошим человеком (недаром же Шуберт посвятил любимому учителю кантату на собственный текст, где фигурировали эпитеты «лучший, добрейший, славный, мудрейший»).
Но чем-то Пушкина заворожили россказни «тупой бессмысленной толпы» — он подхватил гнусный слух и канонизировал его, сотворив антигероя европейской культурной мифологии. Вопрос этичности содеянного, конечно, поднимался неоднократно — еще Катенин, друг Пушкина, высказывал упреки поэту, ну и как там было у Гроссмана: «…блеском гениальной клеветы тебя возвел в немеркнущую славу». Однако пьесой продолжали упиваться, она стала вдохновением для творений Римского-Корсакова, Питера Шеффера, Милоша Формана. Дошло до того, что десять лет назад в миланском Дворце юстиции пришлось провести самый настоящий посмертный суд на Сальери… Вердикт — полностью оправдан. Это лирическое отступление было жизненно необходимо, поскольку душа восстает против несправедливости. А вот теперь можно и о великом художественном вымысле…
Среди всех опер Римского-Корсакова «Моцарт и Сальери», конечно, выделяется — это был своего рода эксперимент со стилем (отточенным в его последующих романсах, где мелодия так же пластично и верно следует за словом), а также блестящий пример композиторской эрудиции. Однако для большой сцены «Моцарт и Сальери» будто бы не создана — лишенная привычных оперных эффектов, камерная, там она может «потеряться», потому всякое ее сценическое воплощение это челлендж для постановщиков.
Порой «Моцарта и Сальери» дают в один вечер с другими одноактными операми по «Маленьким трагедиям» — рахманиновским «Скупым рыцарем» или «Пиром во время чумы» Кюи. Исполняют также вместе с сочинениями Моцарта — чаще Реквиемом, но именно Евгений Колобов был первым автором этой идеи. В своем озарении он, собственно, пошел дальше всех, произведя музыкальный монтаж, — в его истории части Реквиема звучат прямо посреди действия Римского-Корсакова. Использовано и произведение Сальери: спектакль открывается увертюрой к его опере «Тарар», упоминаемой в пушкинском тексте и имевшей в свое время огромный успех, что неудивительно — эта торжественная музыка по-настоящему прелестна (а оркестр под управлением дирижера Андрея Лебедева очень стильно ее исполнял!)
И сразу вслед за ней мрачные, величественные аккорды Римского-Корсакова создают уже совсем иное настроение. Впрочем, сама опера отнюдь не избегает контрастов. Более светлая, мелодичная музыка в партии Моцарта (хоть и небольшой) — а образ, созданный тенором Георгием Васильевым, совершенно лучезарен. Его трактовка очень искренняя, проникновенная и романтичная даже в рассказе «о черном человеке», но особенно — в ансамбле на тему арии Керубино «Voi che sapete» (где участвуют Эльвира Хохлова и Ирина Ромишевская, исполняющие также партии сопрано и меццо в Реквиеме).
Однако не Моцарт, а именно Сальери движущая сила, главный герой оперы, и бас Евгений Ставинский в этой роли превосходен. Он ведет свой страстный, почти яростный бесконечный монолог, преимущественно речитативный, с невероятной осмысленностью в каждом слове, с мастерством в построении вокальной фразы, и создает настолько цельный музыкально-сценический образ, что безусловно веришь во все происходящее, даже наплевав на историческую достоверность!
И тут уже кажутся излишними визуальные метафоры в исполнении балетного дуэта, изображающего души героев… Особенно на фоне звучащих анданте из 21-го и 23-го фортепианных концертов Моцарта (солистка Екатерина Маклярская) — этой музыке не нужны никакие «примочки».
А вот пластика хора действительно завораживающе красива! Тем более, что в данной постановке это еще один, чуть ли не важнейший, коллективный герой, возвышающий происходящее практически до уровня древнегреческой трагедии. В которой и Сальери соревнуется уже не с Моцартом, а словно Эдип, бросает вызов Судьбе и несправедливости мироздания.
Хоровые фрагменты в принципе неслучайно расставлены на протяжении всего действия — именно хор раскрывает суть спектакля, комментирует, дает оценку… Вот поднята чаша с ядом — и гремит Dies irae. «Все, что скрыто, обнаружится. Ничто не останется без возмездия». Воздаяние неминуемо (и очень часто еще в этой жизни) — предавший будет предан, оклеветавший сам падет жертвой клеветы… Сама по себе идея возмездия одна из сквозных в пушкинских «Маленьких трагедиях».
Однако завершается спектакль на иной ноте: после финальных слов Сальери звучит Lacrimosa — мольба о прощении и покое. Для всех и каждого. И после тающего в воздухе «Amen» в зале пару секунд стоит такая тишина, которую хочется унести с собой и запомнить навеки.
Публикации об искусстве и музыке
