
«Блудный сын» Бриттена и «Мавра» Стравинского. Опера-притча и опера-сувенир. Соседство более чем удивительное, тем не менее, Камерный музыкальный театр Бориса Покровского дает оба спектакля в один вечер, как это было в минувший вторник. При желании можно, конечно, обнаружить некоторое сродство: это и связь, хоть опосредованная, оперы Бриттена с Россией (вдохновлена полотном Рембрандта, увиденном в Эрмитаже; посвящена Шостаковичу), и то, что оба произведения — музыкальные редкости, эксперименты своих создателей в камерном жанре, и необычный состав оркестра — в «Мавре» это небольшая струнная группа плюс духовые, а в «Блудном сыне» и вовсе ансамбль солистов (флейта, валторна, альт, контрабас, арфа, орган, ударные).
Однако немногочисленные сходства только усиливают контраст — серый бриттеновский мир, где яркими красками нарисована лишь атмосфера большого города с его соблазнами, и подчеркнуто сочная, живописная сценография «Мавры»; строгость и сложность против нарочитой водевильности. Притом, что интересно, за постановочную часть отвечали одни и те же люди — прославленный режиссер Михаил Кисляров и художник Ася Мухина.
«Блудный сын» на всем известный евангельский сюжет о силе всепрощающей любви стал первой и единственной в России постановкой оперы Бриттена, завершающей его триптих «Притчи для исполнения в церкви». Надо сказать, сам композитор оставил весьма четкие предписания касательно стиля исполнения оперы, соединяющего торжественность средневековых мистерий с традициями классического японского театра (Но и Кабуки). Режиссер Кисляров, частично сохранив данную оправу, предложил еще более минималистичное оформление — именно тот формат, думается, который весьма подходит для этой сцены. И в то же время подчеркивает определенную скупость, даже порой монотонность поставангардного музыкального языка, призванного не услаждать слух «красивостями», а настраивать на внимательное вслушивание и размышление. Несмотря на малый состав ансамбля и их пространные сольные партии, инструментальная ткань оперы непроста и требует значительной отдачи от дирижера — маэстро Айрат Кашаев эти ожидания оправдал и уверенно провел коллектив сквозь бриттеновские дебри.
Вокальные партии (часто представляющие собой вокализированную декламацию) также сложны и прихотливы, однако с ними достаточно успешно справилась четверка солистов: Борислав Молчанов (Искуситель), Алексей Мочалов (Отец), Алексей Морозов (Старший сын) и Захар Ковалев (Младший сын). При этом нельзя не отметить восхищенно, как ярко выделялся Борислав Молчанов — богато окрашенный тембр, то вкрадчивый, то звонкий, вокальная работа высшего класса в сочетании с убедительной пластикой и экспрессивной драматической игрой делали его центральной фигурой действия. Тем более партия Искусителя (введенная либреттистом Пломером для обострения сюжета), даром что отрицательная, все-таки олицетворяет мораль этой истории.
«Мавра» Стравинского в репертуаре театра уже три года, но сейчас как нельзя более ко двору — на прошлой неделе отмечался 135-летний юбилей композитора, да и весь этот год проходит под знаком его музыки. Сюжет одноактной оперы на либретто Бориса Кохно по пушкинскому «Домику в Коломне» чрезвычайно прост — влюбленная девица Параша привела матушке под видом новой кухарки Мавры переодетого Гусара, который вскоре был разоблачен.
В творчестве Игоря Федоровича «Мавра» знаменует завершение «русского» периода (не по географии, но по духу) и переход к манере неореализма. Как во флаконе, он смешал в своей опере народные песни, городской романс, цыганщину и отзвуки сочинений Глинки и Чайковского, однако для заграничных ушей этот красочный коллаж оказался слишком непривычным — премьера в Париже и постановка в Америке в свое время вышли провальными. А вот публика в театре Покровского с видимой радостью приветствовала эти разнокалиберные, утрированные, но вполне узнаваемые и понятные мотивы, в особенности после концептуальных конструкций Бриттена.
Музыкальный гротеск был удачно подчеркнут необычным сочетанием лубочности и конструктивизма в сценографии, выполненной в стилистике русского авангарда 20-х годов. В центре композиции помещалась кровать-трансформер (собственно, как и в постановке «Мавры» в Мариинке), вокруг которой разворачивалось действо.В него режиссер в дополнение к привычным партиям Параши (Марианна Асвойнова), Гусара (Александр Бородейко), Матери (Екатерина Большакова) и Соседки (Ольга Дейнека-Бостон) ввел разговорную роль Автора, самого Александра Сергеевича, — баритон Алексей Морозов, в первом отделении певший Старшего сына, весьма выразительно декламировал отрывки из поэмы. К слову, что касается остальных солистов, тут наличествовали некоторые проблемы с дикцией — внятно провел свою партию лишь Бородейко. Зато стоит отметить хоть не стенобитные (впрочем, в «Мавре» это и не требуется), но звонкие голоса и стройное звучание сложнейших ансамблей. В том заслуга и оркестра под управлением Алексея Верещагина, который, не перекрывая солистов, умело поддерживал их, создавая надежный и точный ритмический фундамент (важный компонент музыки Стравинского). Даже когда вокалисты пели на авансцене за спиной у дирижера, он с ловкостью музыкального эквилибриста четко координировал звучание. Благодаря его мастерству компактная получасовая партитура оперы получилась, как и было задумано, невероятно наполненной по колористике — и впрямь изящный сувенир в псевдорусском стиле!
Публикации об искусстве и музыке
