«Лебединое озеро» в Кремле

В эти дни серией легендарных спектаклей на сцене Государственного Кремлевского дворца отмечает свое 50-летие Театр классического балета под руководством Наталии Касаткиной и Владимира Василёва. «Лебединое», «Жизель», «Спартак» — триада не просто балетов, но уже символов данного вида искусства в целом. 22-го марта, как раз когда «Новая опера» праздновала свой четвертьвековой юбилей, оркестр театра и дирижер Василий Валитов в ГКД отвечали за музыкальную часть «Лебединого озера» — а уж в этом произведении ответственность на оркестре лежит нешуточная. Чайковский ведь в свое время совершил настоящий прорыв: в ту пору, когда европейский балет переживал кризис и рассматривался скорее как нечто развлекательное, Петр Ильич создает балетную партитуру, которая служит не аккомпанементом танцовщикам, но способствует раскрытию образов, показывает развитие характеров. По сути, Чайковский положил начало танцевальному симфонизму.

Необычная судьба ждала его творение: сперва неудачная по причине бездарной хореографии премьера, через двадцать лет — заслуженный успех в постановке Петипа/Иванова (только, увы, автор уже не дожил), затем невольная политизированность балета в советскую эпоху, для которой он парадоксальным образом стал лебединой песней. А для исполнителей явился той «планкой», что необходимо взять — и те, кто танцуют классический балет, и проверяющие «липкость пространства» в контемпорари одинаково мечтают хоть раз выступить в роли Зигфрида и Одетты-Одиллии.

Мир видел множество хореографических воплощений «Лебединого озера». Театр классического балета в своей русско-британской версии (английские там костюмы и сценография) использует редакцию учителя Владимира Василёва — Асафа Мессерера, восходящую к постановке Александра Горского, который, в свою очередь, переделал балет Петипа — Иванова. Особая заслуга постановщиков и, соответственно, прелесть спектакля в том, что были кропотливо восстановлены многие куски старой редакции и даже воплощены определенные изначальные замыслы Петипа, как, например, Танец с табуреточками в первой картине.

Скажу честно, было бы странно и даже нелепо, если б я всерьез взялась оценивать хореографическую составляющую балета — считать фуэте Одиллии, рассуждать о «лебединости» рук, виртуозности двойных содебасков и стройности знаменитого лебединого «коридора», по которому пробегает Одетта. В конце концов, что мы, непосвященные, можем знать об этой балетной планете — прекрасной и жестокой. Конечно, и среди музыкантов есть эта безумная преданность делу — до неврозов, хронического фарингита и кровавых мозолей, но в балетном мире вообще всё сверх человеческих сил и житейской логики. Слава им.

А мне как всегда остается рассуждать о музыкальной части. Что сразу вспоминается и до сих пор будто звучит в ушах — блистательно исполненная сюита характерных национальных танцев из третьего действия с бесподобным скрипичным соло в танце русской невесты. Волнующим у скрипки также получился дуэт с виолончелью в адажио Зигфрида и Одетты. Стоит отдельно отметить духовые — даже медь в тот день была матово-благородной, а особенно отличились, все деревянные (лишь вначале резко прозвучала флейта, но то, впрочем, был скорее недочет подзвучки), и конечно, невероятно хорош был гобой в своей ответственной партии: и в allegro moderato второго действия — Танце маленьких лебедей, и собственно, в трогательно-щемящей «лебединой песне» — теме-лейтмотиве, которая появляется уже в увертюре и варьируется вплоть до финала, являясь как бы связующим звеном между всеми остальными темами, делая балет цельным музыкальным действом, а не множеством разрозненных танцевальных номеров.

Лишь одно обстоятельство оказалось огорчительным — что всё упомянутое могло бы прозвучать еще ярче, будь оно исполнено в другом зале. Поскольку Кремль при всей его церемониальности и помпезности в музыкальном плане является никчемной площадкой, подходящей для шоу, но не для академических жанров. Оркестр там, конечно, подзвучивается, но при этом в зале огромное количество «слепых зон» и недостаточно динамиков для создания объемного, естественного звука. В результате создается ощущение, будто слушаешь запись в наушниках. Стоит ли объяснять, что в подобных акустических условиях даже малейшие недочеты оркестра оказываются на виду, при том самим группам музыкантов в яме слышно друг друга плохо (вернее, странно), так что работа дирижера по координации оркестрантов между собой и с танцорами на сцене превращается в сложнейшую и виртуозную эквилибристику. Зато можно с гордостью сказать — и Кремлевская вершина теперь покорена!