DIDO. Дилогия

Московскому театру «Новая опера», который весь сезон радовал зрителей яркими фестивальными проектами, концертными программами и дивертисментами, а также текущим оперным репертуаром, с премьерами в период 2013/2014 повезло не слишком — и «Пиковая дама» в постановке Александрова, и «Школа жен» Мартынова/Любимова стали объектами всевозможных критических нападок. Но вот под занавес сезона 19 июня публике наконец была представлена долгожданная «жемчужина» и несомненная удача театра и всей постановочной команды — проект «DIDO», объединяющий оперу Генри Пёрселла «Дидона и Эней» и написанный к ней известным композитором-минималистом Майклом Найманом пролог. На такой рискованный эксперимент — синтез барочной и современной музыки — решилась режиссер-постановщик Наталья Анастасьева-Лайнер совместно с дирижером Дмитрием Волосниковым и художником Юрием Хариковым.

Вообще корни этой истории уходят, как ни удивительно, в Пермь — именно там состоялась премьера «Пролога» Наймана. Оттуда же родом музыкальный руководитель и дирижер спектакля Волосников, который, к слову, уже не впервые обращается к теме пёрселловского шедевра, — еще в 1999 году они с Натальей Анастасьевой делали «Дидону» в концертом исполнении в Зеркальном фойе «Новой оперы», год назад ставили ее как оперу-балет, возродив первоначальный вариант,  при участии молодых пермских музыкантов и танцоров. И вот теперь — новая попытка разгадать феномен этот сочинения путем воссоздания в Прологе истории его первой постановки.

Либретто первой английской оперы (»…и последней», как порой добавляют с сарказмом) представляет собой переработанный Пёрселлом и поэтом Тейтом сюжет «Энеиды» Вергилия с преломлением на английский национальный колорит — так место грозных богов заняли три ведьмы (отсылка к шекспировскому «Макбету»). Произведение получилось полным символики и политических метафор — напомню, создано оно было накануне «Славной революции», свергнувшей короля-католика Якова II. Так что покидающий Дидону Эней в своем роде символизировал отказ Якова от британского народа. 

Удивительно, что премьера оперы состоялась не на театральной сцене, а в пансионе для благородных девиц в Челси — как раз об этом событии и рассказывает Пролог. К директору пансиона Джозайасу Присту (Евгений Ставинский) с ныне утраченной партитурой оперы приезжает известный певец Генри Боуман (Илья Кузьмин). Кстати, в качестве отступления должна сказать, меня до сих пор терзают смутные сомнения насчет имени — ведь современником Пёрселла, его любимым баритоном был Джон Боуман, а отнюдь не Генри, но в этом вопросе приходится довериться постановщикам. Боуман, которому предстоит петь Энея, проводит прослушивание на роль Дидоны среди воспитанниц пансиона и останавливает свое внимание на восхитившей его своим голосом Дороти Бёрк (Виктория Яровая). Что, конечно же, моментально вызывает зависть и ревность других юных леди, в особенности подруги главной героини — Белинды Брайен (Ирина Костина), которая, не успев поклясться в вечной дружбе, тут же принимается распускать слухи о связи Боумана и Дороти. И фоном для всех этих довольно забавно представленных событий, интриг, диалогов, где вокальные партии подменены в большинстве своем декламационными репликами, служит музыка Наймана. Ее фактура, основанная на бесконечном повторении тем, секвенциях и остинатном приеме, хоть и перекликается с финальным Плачем Дидоны, знаменитым своим basso ostinato, но многим может показаться довольно монотонной. Впрочем, любителям прикладной музыки она придется по вкусу, а остальных зрителей просто не будет отвлекать от происходящего на сцене.

Переломный момент представляемого без антракта действия наступает, когда Боуман, оскорбленный обвинениями в связи с воспитанницей пансиона, выходит на авансцену и заявляет об отказе участвовать в постановке. Но тут звучат первые аккорды проникнутой минорным настроением увертюры, хрупкие и красочные гармонии которой будто завораживают певца, так что он не двигается с места. Падает пурпурный занавес, опера началась.

Надо сказать, актерский состав этой постановки — настоящий дрим-тим. В первую очередь речь, конечно, о безусловной звезде  — Виктории Яровой, обладательнице редкого колоратурного меццо, чей голос в первой части действия в соответствии с образом звучал очень прозрачно, а в партии же Дидоны преобразился в драматически насыщенный и глубокий. Ее кульминационный заключительный монолог и знаменитая ламентация «When I Am Laid in Earth», переходящая в прекрасный финальный хор, поражали своей выразительностью и силой скорби. Противоположен ей по характеру голос Ирины Костиной — очень светлый и легкий, в котором привлекает потрясающая подвижность и красивое вибрато. Достойнейше справился с партией Энея Илья Кузьмин! Безусловно, «Новая опера» богата хорошими баритонами, но даже на таком фоне Илья выделяется своим звучным и плотным тембром, который уже сам по себе является услаждением для слуха. Трио же Колдуньи и двух ведьм в исполнении Валерии Пфистер, Елены Митраковой и Ирины Ромишевской хоть и не казалось таким уж устрашающим, но выглядело и звучало очаровательно.

Отличная режиссерская находка — вставной номер в середине действия, ария Духа Холода (в оригинале — Гения Холода) из семи-оперы Пёрселла «Король Артур», которую активно включают в свой репертуар контратенора, хотя изначально она была написана для баса. Вот и в «DIDO», восстанавливая историческую справедливость, ее исключительно спел Евгений Ставинский — его стаккато в большой октаве звучало поистине леденяще!

Своеобразным «связующим звеном» всех мизансцен, персонажем, который практически постоянно присутствует на сцене, является Дух, которого играет контратенор Владимир Магомадов. Он изнутри дирижирует происходящим (порой вполне буквально — с помощью чайной ложечки!), в каком-то смысле обеспечивая логичность драматического развития действия.

Знаменитому своим мастерством новооперному хору в этой постановке также отводится особое место. Хоровое начало в принципе пронизывает ткань данной оперы, фактически образуя второй драматический план, — хор подхватывает партии главных действующих лиц, комментирует происходящее в манере греческой трагедии. Со своей миссией коллектив (к слову, разделенный, поскольку в этот раз часть его располагалась в оркестровой яме) справлялся как всегда впечатляюще, особенно потрясающе прозвучав в самом финале, а также в сцене в пещере ведьм, когда он вместе с оркестром и игравшим из фойе струнным квартетом изображал «эффект эха».  Коль речь зашла об оркестре, то он, как мне показалось, значительно поредел, зато обогатился историческими инструментами, необходимыми для исполнения оперы Пёрселла. Хотя ни о какой аутентичности, естественно, говорить нельзя, да и не стоит, в общем-то. Как сказал однажды итальянский скрипач и дирижер Фабио Бьонди, само понятие аутентичности смысла не имеет, а исполнение барочной музыки на исторических инструментах имеет своей целью лишь сделать ее более понятной для слушателей.

Если оценивать проект в целом, то и при желании выискать в нем какие-либо изъяны, сделать это довольно сложно. Даже лаконичная сценография в белых, серых и красных тонах и абстрактные костюмы (в которых по отзывам петь все-таки неудобно) укладываются в концепцию вневременности сюжета — от античности через Англию XVII века до наших дней и далее. И если принять во внимание общий хороший вкус и стиль действа, а также отсутствие в нем столь типичных в наше время режоперных постановочных ребусов, рефлексий и пошлости, то можно однозначно назвать «DIDO» одним из ярчайших успехов на московской оперной сцене в уходящем сезоне. Ну и пожелать ему долгой жизни в театре!