
Республика Кабардино-Балкария, как оказалось, отмечала в этом году свое столетие: в январе 1922-го Балкарию и Кабарду объединили в одну область в составе РСФСР. Однако это событие (до сих пор оцениваемое неоднозначно) провоцирует очень много вопросов, которые нынче столь актуальны. Например, что такое родина, что такое национальная идентичность, и связано ли вообще всё это с формальными территориальными границами.
Начать с того, что вот есть кабардинцы, издревле селившиеся на равнинах и занимавшиеся сельским хозяйством, и есть обитатели высокогорных деревень — скотоводы-балкарцы, причем первых в республике в шесть раз больше, чем вторых (в дальнейшем станет понятно почему).
И если по внешнему облику вы, быть может, не отличите одних от других, то национальные языки у них настолько несхожи (из общего лишь уязвимость), что даже принадлежат к разным языковым семьям: кабардинцы говорят на кабардино-черкесском из северо-кавказской семьи, а балкарцы — на карачаево-балкарском из тюркской, так что между собой они общаются на русском, а оба языка знают лишь те, у кого смешанная родня. Кстати, насколько заметила, топонимика в основном тюркская (ну, или же просто она привычнее моему уху), как, например, встречающийся повсеместно общетюркский гидроним «су» — «вода», или «кая» — «скала» (соедините их вместе и получится Каракая-су — «вода черных скал», мой любимый водопад, жемчужина нарзанного урочища Джилы-су).
Учитывая такие лингвистические и культурные различия, логично было бы спросить, почему же, когда в начале 20 века межевали Горскую АССР на автономные округа, не получилось Кабардино-Черкесской и Карачаево-Балкарской республик. Историческую роль в этом деле сыграл тогда член ВЦИКа Муромцев, который в начале января 1922-го отправил из Владикавказа в Москву доклад, в котором доказывал, что «без Кабарды Балкария обречена на вымирание» и им необходимо объединение. К его аргументам прислушались, и таким образом большевики разделили республики не по этническому, а по политико-административному признаку.
При этом не стоит забывать, что за всю историю сосуществования у народов Кабардино-Балкарии с сюзереном в лице Москвы отношения складывались весьма неодинаково.
Самые ранние сведения о боевых столкновениях русских с кабардинцами приводятся еще в «Слове о полку Игореве», а вот первый военно-политический союз был заключен в 1557-м году, когда к Ивану Грозному прибыло посольство от верховного князя Темрюка (чья дочь Кученей, получившая известность как Мария Темрюковна, стала второй женой царя Ивана) — с того времени и принято отсчитывать летоисчисление Кабарды в составе России. Правда, однозначно мирным это сосуществование тоже не назовешь. Всё 18-е столетие Кабарда колебалась между Россией и Крымским ханством, тогда же набеги, перестрелки, нападения горцев на казачьи посты были вполне обычным явлением. Покоритель Кавказа генерал Ермолов в переписке с графом Закревским жаловался на «несносные шалости кабардинцев», которые он вынужден терпеть. А в 1840-м году в России даже вышла книга сочинителя лубочных повестей Николая Зряхова «Битва русских с кабардинцами» — хоть разгромленная критикой, но снискавшая невероятную популярность среди масс. Однако, как бы там ни было, к началу завоевания Россией западного Кавказа уже многие кабардинцы служили в царской армии, достигли больших чинов, и в параде войск в честь окончания Кавказской войны принимали участие также кабардинские воинские формирования.
А что же балкарцы? Этот народ возник на российском горизонте гораздо позже и оказался куда более непокорным. В русских архивных документах Балкария впервые упоминается только в 1629-м году. В Кавказской войне балкарцы почти не принимали участия, не обладая достаточным количеством воинов и сил для противостояния русской армии, но очень сочувственно относились к борьбе за независимость других кавказских народов и часто предоставляли им убежища. Однако жестокое вторжение Ермолова, да и две подряд эпидемии чумы в Приэльбрусье заметно истощили эту нацию, так что, в конце концов, в 1827-м году в Ставрополь прибыла депутация от балкарцев и дигорцев, которые обратились с просьбой принять их в подданство империи. Таким образом, Балкария присоединилась к России на триста лет позже Кабарды. Притом в прошении особо оговаривались условия сохранения русскими властями всех прав балкарцев — соблюдение обычаев, ислам, шариатские суды и освобождение от рекрутского набора. Ради справедливости стоит отметить, что до 1917-го все свои обещания перед балкарцами Российская Империя полностью выполняла.
После революции положение балкарцев коренным образом изменилось, и не в лучшую сторону. В годы «большого террора» последовательно уничтожалась политическая элита балкарского народа, а во время Великой Отечественной войны произошло событие, вошедшее в историю как Черекский геноцид. Поводом как всегда стал случай: осенью 1942 года, когда группа советских войск отступала под натиском немцев, в Черекском ущелье один из местных жителей, совсем еще мальчишка, решил припрятать пулемет, чтобы оборонять свою семью от фашистов. Об этом узнали в карательной 11-й стрелковой дивизии НКВД, следовавшей за отходящими советскими войсками, — и тут же признали парня и все население ущелья врагами народа, приговорив их к расстрелу. Во время Черекской трагедии было полностью уничтожено население нескольких балкарских сел, больше 700 человек — в основном старики, женщины и дети. Позднее, в 1944 году, репрессии достигли своего апогея — балкарцев и карачаевцев ложно обвинили в сотрудничестве с нацистской Германией и депортировали в республики Средней Азии и Казахстана. Только в 1957-м балкарцы были реабилитированы и смогли вернуться на родину, где, однако, уже не смогли в полной мере восстановить свои права, в частности, на землю.
Стоит ли теперь удивляться, что балкарцев — всего 10 процентов в населении КБР. И что извечные земельные споры, противоречия, исторические обиды (даже не начинайте там про Канжальскую битву!) между народами не утихают и ныне. Не говоря уж про типичные холивары на тему, кто оказался на Кавказе прежде других, кто «коренной», а кто «понаехавший», у кого где стоят родовые башни и сколько поколений, кто на кого писал доносы в советское время, и кто про кого рассказывал анекдоты — в общем, всё до боли знакомое в вековой соседской вражде. Что, может, уже не так заметна, но до сих пор бурлит в одном котле, даже внутри семей. И извне, конечно, трудно определить, кто здесь прав, кто виноват (хотя лично я всегда на стороне пострадавших сильнее), и, может, проще вообще всех теперь «назначить» россиянами, как у нас любят, но это была бы большая ошибка, и мы знаем, куда она в состоянии завести. А уж учитывая все исторические перипетии этих необычайных народов, нынешний «российский эпизод» в их жизни вполне может оказаться лишь частью большого пути.