В тринадцати километрах к северо-востоку от Дублина расположился самый прекрасный его пригород — Хоут, на полуострове Хоут-Хэд у залива. Добраться туда из центра проще простого –скоростная электричка DART отправляется от станции Даблин-Пирс каждые полчаса, и примерно столько же занимает время в пути. Поезд прибывает на крошечную станцию, где всего один путь, и сразу отправляется обратно — так они и курсируют весь день. Потому на Хоут смело можно заложить времени до позднего вечера — он того стоит!
Пригород сходу встречает гостей упоительными ароматами жареной рыбы и морепродуктов в местных тавернах, бренчанием гитары одинокого музыканта на пирсе, а также картами нескольких маршрутов вдоль побережья (протяженностью 6, 7 или 10 километров, которые занимают полтора, два и четыре часа, соответственно). И фактически сразу у вокзала начинается береговая линия — не успеешь оглянуться, как ты уже на утесе!
Они и ужас, они и чудо — эти скалы. Мозаика из сланцев и песчаника, сотни выступов, щелей и впадин, в каждой впадине — птица, буревестники воюют с чайками. Тысячи лет море и ветер — вдохновенные скульпторы — трудились над этими зубчатыми исполинами причудливых форм. Местные хоутские клиффы высотой с десятиэтажный дом, а знаменитые утесы Мохер на Атлантическом побережье — и вовсе двухсотметровые небоскребы, так что летящий с обрыва человек ещё успевает осознать, что с ним происходит.
Это даже не условная страшилка, а трагическая реальность: по всей Ирландии стоят угрожающие знаки и мемориалы тем, кто сорвался с утесов — тропинки узкие, трава скользкая, камни коварны, вид головокружителен, а люди любопытны и всегда хотят знать что там, внизу, и каково это — сидеть над обрывом, качая ножками. Я сидела, каюсь. «Есть упоение в бою и бездны мрачной на краю».
Самые прекрасные цветы взбираются повыше — растут среди вечных камней, в расщелинах, под иссушивающим солнцем и шквалистым ветром, смело и гордо взирая на мир. Шаловливый ветер принес откуда-то издалека семена — и на обрывистом склоне, как по волшебству, расстелился ковер из колокольчиков. Над ними армерии, северные жительницы, тянут к свету розовые головки. А ещё выше переливающийся золотом дрок и дикий шиповник, что, как известно, краше садовых роз. Так и растут они над бездной, где море катит свои валы. А чтобы запечатлеть их, нужно тоже свеситься над обрывом, распластавшись по земле. И когда вдруг мне кажется, что стало совсем плохо, грустно и тяжело, я отныне просто представляю себя тем цветком на утесах.
Скалистая тропа над морем шириной от силы метр, на которой двое уже с трудом разойдутся, — неровная, изрытая выбоинами, причудливо петляющая… Я иду по ней и думаю, что пейзаж чем-то похож на мою жизнь: справа колючий кустарник на утесах, слева обрыв, а всё, что имеется, — эта узкая дорожка «на одного». Даже если вдруг станет страшно, то назад поворачивать в принципе бессмысленно, да и на месте долго топтаться не сможешь. А беспощадный ветер дует будто со всех сторон сразу, потому то и дело приходится вытирать набегающие слезы. Но всё равно упорно идешь вперед и в середине пути вдруг осознаешь, что слезы вовсе не от морского бриза, а от невообразимой, ошеломляющей красоты кругом — такой, которая почти разрывает сердце. И ни на какое широкое шоссе ты эту тропинку не променяешь.
Глаз Ирландии
На побережье еще ясно, но с моря уже идет шторм, который грянет примерно через час после того, как были сделаны эти кадры. Жизненные бури порой тоже налетают внезапно и стремительно.
В Дублинском заливе, примерно в миле от берега, лежит одинокий каменистый остров. Давным-давно викинги называли его Остров Эрии — Eria Ey, а игра слов превратила в конце концов в «Глаз Ирландии». Там нет ни людских жилищ, ни деревьев — только развалины башни Мартелло да птичьи гнезда, и время от времени пристают катера — высадить туристов, а потом забрать до наступления темноты.
Рай скалолазов и орнитологов, идеальное место для романтических прогулок, но есть в нем и нечто зловещее. Потому даже неудивительно, что полтора века назад там разыгралась кровавая драма, шокировавшая викторианский Дублин. Осенью 1852-го, в один из погожих сентябрьских дней, прогулочная лодка доставила на Глаз Ирландии семейную пару — Уильяма и Марию Кирван. Он был художником и планировал сделать пару набросков островных пейзажей, его супруга страстно любила плавать, в общем, день обещал стать чудесным.
Но когда вечером лодка вернулась, чтобы переправить их обратно в гавань, Мария была мертва. Ее окровавленное тело нашли на скалах, безутешный вдовец утверждал, что последние пару часов был увлечен рисованием и не заметил пропажу жены — видимо, произошел несчастный случай и бедная Мария утонула. Сперва ему даже поверили. Но потом объявились свидетели, которые на пирсе в Хоуте слышали раздающиеся с острова страшные крики, квартирная хозяйка Кирванов припомнила, что в последнее время те часто ссорились, и в довершение всего вскрытие тела показало, что на самом деле Мария была заколота. А Уильям как раз носил с собой трость-шпагу. Причина преступления оказалась стара, как мир, — другая женщина, Тереза Кенни, с которой двоеженец незаметно для окружающих умудрился прижить восьмерых детей.
Суд присяжных приговорил Уильяма к смертной казни, однако защищал его ловкий адвокат Исаак Батт, в будущем известный политик, которому удалось посеять сомнения в виновности Кирвана среди дублинской и лондонской общественности. Лорд-лейтенант Ирландии лично смягчил наказание до пожизненной каторги — однако в итоге Уильям Кирван провел в заключении 25 лет, а после сумел эмигрировать в Америку. К месту же гибели Марии еще долго приезжали любители пощекотать себе нервы жуткими историями.
Я тоже почти решилась на вот это вот «поедем, красотка, кататься», но в последний момент рассудила, что остров и с берега вполне живописно смотрится. А то порой и не угадаешь, когда и откуда придет буря.
