О городе, где всe очами
Глядит — последнего в роду.
Марина Цветаева
Ветер, веселый и злой, гуляет по старым улицам Праги, заглядывает в подвальчики, взлетает с бешеным свистом на галерею под крышей ратуши, заставляя зябко поеживаться столпившихся там туристов. Они стараются поскорее сделать заветные кадры открыточных видов и спешат по узким винтовым лестницам вниз, на Староместскую площадь — пить горячую медовуху со сладкими чешскими трдельниками.
Чтобы спастись от безжалостного ветра, город по вечерам одевается теплым светом фонарей и праздничных огоньков, укрывается сугробами, кутается в клочки тумана. А по утрам, залитые светом, текут тротуары, как горные ручьи, и их покрытая наледью мраморная брусчатка похожа на тысячи разноцветных осколков знаменитого чешского стекла.
Прага тянется ввысь, навстречу солнцу, темными готическими башнями и великолепными храмами на холмах — глядят друг на друга, нависая над городом, собор Святого Вита в Пражском Граде и вышеградская базилика Петра и Павла. Эти две крепости на противоположных берегах Влтавы и по сей день спорят о первенстве — откуда есть пошла пражская земля. Для чешской столицы в принципе характерна полицентричность — она состоит из районов, которые долгое время считались отдельными городами, а зачастую и враждовали между собой, доходя до настоящих военных действий. Помимо Вышеграда и Пражского Града существует еще четыре исторических района — Старе-Место, Нове-Место, Градчаны и Мала-Страна — и в каждом свои знаковые места и собственные легенды, сказать не пересказать.
Но в отсутствие единого центра сердцем города, прекрасным и шумным в любое время суток, перегоняющим туда-сюда людские потоки, словно настоящее сердце кровь, остается знаменитый Карлов мост, заложенный еще во время «золотого века» Праги — при Карле Четвертом Люксембурге, короле Чехии и императоре Священной Римской империи, который подарил городу не только каменный символ имени себя, но также виноградную лозу и университет не хуже парижского. Однако за периодом расцвета, как водится, шла череда испытаний — то гуситские войны, то жестоко подавляемые сословные восстания, Тридцатилетняя война, чума и пожары, за которыми следовали погромы в еврейском квартале (ибо кого же еще обвинить во всех несчастьях), и конечно, периоды иноземного владычества — царствование австрийских Габсбургов после распада Священной Римской империи, затем глоток свободы длиной всего в двадцать лет и… вновь оккупация — сперва немецкая, за ней советская.
Веками чехи привыкали к чужим наречиям и склоняли головы, всё что им оставалось — плевать в лица захватчиков. «Но покамест во рту слюна, вся страна вооружена!» — Марина Цветаева написала это ровно за шесть лет до краха нацистской Германии. А через три десятилетия, во время вторжения советских войск в Чехословакию эта фраза стала появляться на стенах пражского метро: надписи делали чехи, когда правительство запретило им протестовать.
Живы ли еще те обиды, кто знает. Сейчас в Праге новый завоеватель — Пан Турист, поэтому в школах усиленно штудируют английский. Но те чехи, кто постарше, хорошо помнят немецкий с русским и на удивление охотно говорят при случае на этих языках. Здесь до сих пор можно услышать даже умирающий идиш — особенно в районе Йозефов, старом еврейском квартале, раскинувшемся вокруг модной Парижской улицы, сверкающей бутиками Прада и Патек Филипп. В отходящих от нее переулках расположились чудом сохранившиеся синагоги — в пяти сейчас находятся музеи, а шестая, Староновая — самая древняя в Европе, действует поныне и помнит многое. Например, предание о том, как раввин Йегуда Лёв бен Бецалель из четырех стихий создал голема для защиты еврейского народа от преследований, а потом сам уничтожил свое творение, когда тот вышел из-под контроля. Останки глиняного монстра до сих пор лежат на чердаке Староновой синагоги, ждут своего часа. Ждет и статуя Командора у Сословного театра. Ждет зачарованный холм Петржин, где трава и деревья даже в солнечный зимний день покрыты инеем и где в свое время кельты свершали языческие обряды. Ждут таинственные обитатели Златой улочки — алхимики, пытавшиеся создать эликсир молодости и философский камень. С приходом ночи эти темные тени прошлого оживают и скользят по лабиринту улиц.
Как местные, так и приезжие любят рассказывать жуткие истории о встреченных ими призраках, но возможно, есть тому и другое объяснение… Над городом веет запах марихуаны, трава тут повсюду, ее продают легально — чупа-чупс и чай с каннабисом, и конечно, коварная «зеленая фея» — пражане пьют абсент одним из самых простых, классических способов: наливают немного в стакан с толстыми стенками, поджигают и ждут, пока прогорит, а потом залпом выпивают, не закусывая. Это называется «кристальный чешский». И если не знать меры, то все пражские демоны могут явиться к вам разом — Тамплиер без головы, объезжающий улицы города, мучимая угрызениями совести Звонящая монашка, водяной Кабоурек и утопленники, собирающиеся по ночам на острове Кампа, — меж ними ходит дочка мельника, ищет своего возлюбленного под зловещий скрип мельничного колеса на речке Чертовке.
Но всходит солнце и разгоняет страшные ночные видения. Несется над Влтавой прекрасная мелодия — гимн этой реке, которую воспел в своем цикле «Моя Родина» главный чешский композитор Берджих Сметана. Его поэму «Влтава» играют на каждом прогулочном кораблике, крейсирующем между Вышеградом и Чеховым мостом. А на Карловом мосту звучит еще одно национальное музыкальное достояние –«Skoda Lasky», или «Жаль любви». Полька столетия, за которую бьются народы, — в конце 30-х она стала известна в Германии под названием «Розамунда» (помните вариант Саввы Игнатьевича из «Покровских ворот»?), в годы войны англо-американские союзники сделали ее своим гимном под названием «Beer Barrel Polka», так что распевали произведение по обе стороны фронта. Но сочинил его в 1927-м году чешский дирижер и композитор Збраслав Яромир Вейвода. Порой на Карловом мосту появляется духовой ансамбль и заводит эту польку, бравурно, именно как гимн, собирая кругом толпы народа. Но чаще там можно встретить пожилого аккордеониста, играющего совершенно по-другому, как-то необычайно пронзительно, так чтобы каждый постиг смысл слов: «Жаль потерянной любви, которую я тебе даровала, и моих заплаканных очей. Моя молодость улетучилась, как мечта, и теперь в сердце моём осталось только воспоминание». Но никому, конечно, до этого нет дела, и только стерегущий реку каменный рыцарь Брунсвик внимательно слушает день за днем песню о напрасной любви.
