
Всё началось с Воан-Уильямса. И речь не только о концерте оркестра «Leggiero» 14-го сентября в Рахманиновском зале Консерватории, который открывался его Таллис-Фантазией. Дело в том, что именно благодаря этому композитору я в принципе познакомилась с дирижером Джереми Уолкером, а чуть позже и его удивительным коллективом, который в прошлом сезоне яркой кометой ворвался в московскую музыкальную жизнь.
А было так: в середине лета 2018-го мы со скрипачкой Олей Афанасьевой сидели у памятника Чайковскому, обсуждая всё на свете, и тут она сделала предложение, от которого просто невозможно было отказаться, — послушать концерт английской музыки с ее участием в Рахманиновском зале. И первым в афише как раз стоял Ральф Воан-Уильямс — идеальная приманка, великий британский композитор! Великий — но у нас все-таки не самый очевидный и известный. Как и тем паче его единомышленник и друг Густав Холст, чья «Сюита Святого Павла» также стояла в программе. А между ними музыка современного композитора Ноа Мосли, можно сказать, свежесозданная, российская премьера! Которая неожиданным образом вписалась в контекст и наилучшим образом подошла к сочинениям начала 20 века.
Вскоре я поняла, что умение предлагать зрителями редкий и прекрасный репертуар, составлять стильные, небанальные программы это особый талант Джереми Уолкера. Тогда в июле он выступал с коллективом «Ad hoc ensemble», а уже через несколько месяцев громко заявил о себе его оркестр «Leggiero», представив танго-оперу Пьяццоллы «Мария де Буэнос-Айрес» в завораживающей постановке Аси Чащинской. И после успех за успехом: монопрограмма, посвященная Мендельсону, вечер современной иранской музыки, «Моцарт и Сальери» в концертном исполнении, премьера оперы «Периодическая система» на Дягилевском фестивале… И вот 14-го сентября круг замкнулся (по крайней мере, для меня): опять чудесный Воан-Уильямс, с которого началась уже новая история с многообещающим продолжением.
Открывалось выступление, как было сказано, его Фантазией на тему Таллиса. Будучи сам представителем нового британского музыкального ренессанса, Воан-Уильям очень часто вдохновлялся искусством эпохи Возрождения, тесно связанном, в свою очередь, с народной традицией. Не раз вытаскивая на свет сокровища английской музыки, он и в Фантазии использовал мелодию композитора тюдоровской эпохи Томаса Таллиса, писавшего церковную музыку райской красоты и благоговения. А оркестр «Leggiero» в своем исполнении будто совершал путешествие во времени, выпукло подавая и фольклорные мотивы, и связь с христианскими гимнами (в финале даже чудилось звучание органа!), наслаждаясь прихотливым очарованием и созерцательностью сочинения.
Насколько важна данная Фантазия для английской культуры, настолько же знаковым для Америки является произведение, стоявшее следующим в программе концерта — сюита Аарона Копленда «Весна в Аппалачских горах». При всех различиях стилей и составов (сюита вообще написана для ансамбля из тринадцати инструментов), между этими сочинениями можно обнаружить определенные глубинные связи — Копленд, например, в своей работе также опирался на фольклор: слышны и блюзовые мотивы, и вариации гимна религиозной секты «шейкеров». Но все-таки главное сходство, просто «бросающееся в глаза» при таком непосредственном соседстве, это необычайная лучистость обоих произведений.
После антракта вновь «вернувшись» в Старый свет, оркестр продолжил всё ту же линию музыкальных диалогов 20-го века с минувшими эпохами. Так, в «Сельском концерте» для клавесина с оркестром Франсиса Пуленка, как и в случае с Воан-Уильямсом, преломляются особенности старинной музыки, поданные через призму индивидуального композиторского почерка. Написанный для знаменитой клавесинистки Ванды Ландовской и по ее просьбе, концерт обрел пасторальный колорит благодаря визиту Пуленка в загородный дом Ландовской в Сен-Лей-Ла-Форе, где когда-то жил Куперен, гуляли Руссо и Дидро и где все еще царила атмосфера деревни 18-го века. Естественно, композитор ориентировался на стиль того периода — по структуре и гармоническому языку произведение отсылает к барокко, однако не может быть и речь о каком-либо подражании, и даже типичные для старинной клавесинной музыки приемы сочетаются с языком двадцатого века. Чрезвычайно важно также, что на концерте «Leggiero» солирующим инструментом стало не фортепиано (как это довольно часто бывает в случае с данным произведением), а клавесин, на котором играла молодая, но уже очень умелая, выступающая с самыми именитыми коллективами исполнительница — Александра Курицына. Все-таки именно клавесинный тембр придает особую красочность общему звучанию, не говоря уж о том, что это наилучшим образом отражает художественно-идейную концепцию композитора.
Естественным завершением данного репертуарного ряда стала Первая симфония Прокофьева, опережающая «Сельский концерт» на несколько лет, но абсолютно соотносящаяся с ним по духу. Если сочинение Пуленка по своей мелодической насыщенности, жизненной энергии, яркости образов напоминает концерты столь любимого им Моцарта, то симфония Прокофьева во многом воспроизводит стиль Гайдна (впрочем, она и по-моцартовски солнечная). Оптимистичные, танцевальные, утонченные, созданные по неоклассическим канонам — эти произведения будто являют собою две стороны одной монеты, и решение поставить их в пару кажется очень закономерным. Вообще, если окинуть взглядом структуру этого концерта в целом, то открывается изумительная логика и красота. Программа охватывала несколько стран и даже континентов, множество эпох, была наполнена стилизациями, параллелями и перекличками, поражала своей интеллектуальностью и одновременно дарила чистое наслаждение. И кажется, это уже неизменное свойство любого выступления оркестра «Leggiero».
Публикации об искусстве и музыке

От Каччини до… Вавилова: «Итальянские эпизоды» в Новой опере

Замыслы с размахом: «Гамлет» на фестивале «Ростовское действо»
