
Для всякого лингвиста главный музей в Лондоне — Британский. Forever. Поскольку даже если условный лингвист не знает ничего по-древнеегипетски, он в любом случае осведомлен из курса истории языкознания, что Розеттский камень + великий Шампольон = основа современной египтологии. И пускай большинство толпящихся у витрины с плитой из гранодиорита (и мешающих друг другу ее нормально запечатлеть) вряд ли смыслят что-то в иероглифике, это не столь важно. Потому как плита в нашем случае скорее символ, святыня. Недаром ведь международное объединение лингвистов носит название Проект «Розетта». Но это, конечно, не единственная драгоценность: в Бритиш мьюзиум собрана одна из лучших и богатейших коллекций планеты, которая делает его местом паломничества не только языковедов, но также историков и просто любителей древностей — глаза разбегаются, чувствуешь себя крошечной песчинкой на берегу времени. Но на полноценное исследование этого древнего мира в миниатюре потребуется не один час, а лучше — несколько дней. Из таких соображений мы и поселились всего в квартале от Британского музея. А также с еще одной маленькой корыстной целью — ради возможности регулярно посещать милый ресторан-оазис в музейной ротонде под стеклянным куполом, где подают превосходный послеполуденный чай с сэндвичами, традиционными булочками-сконс и топлеными сливками. Это жутко калорийное, но божественное на вкус лакомство производят в Корнуолле по старому рецепту, упаковывают в баночки-наперстки и отправляют по всей стране, а вот за ее пределами такие сливки отыскать очень трудно.
Но я отвлеклась (ох уж эта вкуснятина!) Еще два музея в Лондоне, которые, на мой взгляд, нельзя обойти вниманием, — дом Диккенса и легендарный 221-б на Бейкер стрит (на самом деле 239, если быть дотошным, но кого это волнует). Хотя бы потому, что Конан Дойл и Диккенс были главными лондонскими летописцами, которые в своих сочинениях буквально составили атлас столичной жизни того времени. И что музей Шерлока, что диккенсовский дом в Блумсбери (кстати, неподалеку от Британского музея) пронизаны неповторимой атмосферой викторианской Англии, находиться в них очень приятно, особенно у Чарльза: там всё так щемяще нежно, немного таинственно, немного печально — как в его произведениях. И создается ощущение, что писатель все еще живет в доме, просто вышел куда-то прогуляться.
А мы тоже совершим променад, и если отправимся из этой части города на юго-восток, через Темзу, то окажемся в месте, где соединяется Лондон музейный, театральный и литературный — в воссозданном шекспировском «Глобусе», фахверковом красавце, который является точной копией того театра 16-го века, где играл Шекспир и ставились его пьесы. Полторы тысячи мест (вполовину меньше, чем было в елизаветинские времена), пять фунтов за проход в партер (сидеть не позволяется!) — и можно с мая по октябрь наслаждаться традиционным прочтением «Укрощения строптивой», «Макбета» и даже такой редкостью, как «Тит Андроник». А в сравнительно холодное время года обаятельнейшие актеры и гиды «Глобуса» проводят очень интересные, содержательные лекции и экскурсии для англоговорящих гостей театра.
Ну, и безусловно, must see place в любой туристической программе — тысячелетняя крепость, она же тюрьма, дворец, арсенал, обсерватория, зоопарк и вот теперь еще музей. Тауэр со всей его неизменной атрибутикой: важными йоменами (свое издевательское прозвище «бифитеры-мясоеды» получили во времена голода, когда горожане недоедали, а дворцовая стража при этом ежедневно получала паек мяса), беднягами-воронами c подрезанными крыльями, которые даже на пригорок взбираются с трудом, а еще клянчат печенье и шарятся по мусорным бакам, несмотря на то, что их кормят парной говядиной. Как всегда тут пугают рассказами о призраках — куда без них — что чуть ли не толпами появляются во дворе, башнях и часовнях Тауэра: то убиенные маленькие принцы Эдуард с Ричардом, то «некоронованная королева» Джейн Грей, которая неосмотрительно перешла дорогу Марии Кровавой и поэтому успела процарствовать всего девять дней, перед тем как ее бросили в Тауэр, и естественно, многочисленные невинно осужденные жены Генриха Восьмого — Кэтрин Говард и Анна Болейн со всей свитой и отрубленной головой в руках. Правда, невзирая на эти мрачные истории, пытки и казни, крепость не производит какого-то особенно гнетущего впечатления, скорее напротив — и йомены показательно добродушны, и старые орудия пыток вместе с топором палача похожи на бутафорские, и сердце крепости — Белая башня — величаво и весело сверкает на солнце, словно королевские драгоценности, которые хранятся здесь же, в Тауэре.
Что ж, этот краткий обзор, безусловно, был основан на личных пристрастиях, ведь в том, что касается бесчисленных лондонских музеев, нет товарищей на вкус и цвет — так они многообразны. Но главное никогда не забывать, что этот город сам по себе настоящий музей под открытым небом, в котором каждый найдет для себя что-то интересное и близкое.